Лукашова С.С. Движение православных братств на украинско-белорусских землях в последней четверти XVI в. 

// Тезисы доклада на V Международном конгрессе украинистов. Черновцы, август 2002 г.

Термин «движение православных братств» современные историки понимают совместные акции православных мирян, объединенных в особые церковные союзы, по обновлению религиозной жизни, наведению порядка в киевской митрополии и защите православной веры в конце XVI – первой трети XVII в. До 1593 г. постоянные или единичные контакты со львовским ставропигионом поддерживают тринадцать братств: Рогатина, Гологор, Сатанова, Городка, Галича, Перемышля, Комарно, Красного Става, Вильно и Бреста, а также три львовских – Вознесенское, Благовещенское и Богоявленское. Позднее к ним присоединились люблинское, бельское, белзское и гольшанское объединения (1594 г.). На соборе 1596 г. упоминаются, кроме того, представители Пинска, Каменца-Подольского, Подгаец, Владимира, Киева, Минска, Скали, Слуцка, Луцка и Брацлава (см. приложение). В отдельных акциях принимали участие львовские братства св. Николая, св. Федора, св. Параскевы, Воскресенское, Спасо-Преображенское, Покровское и Крестовоздвиженское; виленские - бурмистрское, кушнерское, купеческое - и росское объединения.

Вместе с тем термин «братское движение», в определенном смысле, является искусственно реконструированным феноменом: ни сами братчики, ни их современники никогда не говорили о совокупности всех церковных союзов мирян как об особой общности, тем более не называли ее «движением». В число вышеупомянутых союзов мирян включаются весьма разнородные объединения: церковные братства, медовые братства, ремесленные цеха, общегородские объединения и т.д. Не ставя перед собой задачу детального выяснения статуса каждого из союзов, рассмотрим те параметры, которые все же позволяют говорить о существовании единого братского движения.

Прежде всего, значительное число союзов-участников братского движения сочло необходимым сблизить содержание своих уставов, вплоть до их прямого копирования. Признанными образцами стали уставные грамоты львовского Успенского и виленского Троицкого объединений. Так в уставах всех 10 братств[1], возникших или обновивших свои документы после 1586 г., либо прямо указывался источник права («по чину братства львовского», иногда прибавляется «и виленского»), либо содержание местами дословно совпадало с соответствующими разделами патриарших грамот. Еще одно (минское) создано «таковым порядком, яко и в инших местах наших таковые братства наданы суть»[2].

Сведения о складывании иерархической системы братского движения вокруг богатого львовского Успенского братства появляются практически сразу после подписания устава патриархом Иоакимом, который ввел принцип иерархии братств, и главным назвал именно Успенское. Принцип старшинства закреплен в трех пунктах второй половины устава. (Пункт 29): «А если увидят или услышат братия, что при какой-либо местной церкви или в ином каком-либо братстве живут не по закону – мирские ли то или духовенство…, то должны напомнить им об этом словесно или письменно…». (Пункт 33): «Также поступать (т.е. донести епископу – С.Л.), если бы где-либо основалось братство, но не сообразовалось с постановлениями сего церковного братства, во Львове, которому мы даем первенство законного старейшинства». (Пункт 34): "И никто да не противится ему, и да не противопоставляет ему прежних братств, не в совершенстве некоторыми Епископами устроенных. Повелеваем же, чтобы все другие братства повиновались сему львовскому братству" ^[3]. Право на беспрепятственное распространение устава и создание новых братств по своему образцу было заложено и в проект королевского привилея, подготовленного львовским ставропигионом в 1593 г. ^[4].

Ряд братств прямо признал старшинство львовского объединения. Право Успенского братства на старшинство было зафиксировано в уставе Богоявленского братства, подписанном митрополитом Михаилом Рагозой: "Аще же в некоей вещи нестроение случится в них, да вопрошают о сем испытаннейшего рассуждения братства Успения Богородицы и по отвещанию рассуждения их во всем с любовью смирятся" ^[5], - пусть и не в столь категоричной форме, как в патриаршем уставе 1586 г. Аналогичное требование прибегать в случае необходимости к суду львовского ставропигиона содержится в уставе новоконстантиновского союза 1609 г. ^[6]. Городецкое Благовещенское братство сочло необходимым направить братскому Онуфриевскому архимандриту Василию письмо с обещанием твердо держаться уставов, предписанных восточными патриархами ^[7]. Некоторые братства выразили свое признание старшинства львовского объединения обращением к львовянам, как к «братьям нашим старшим» [8], упоминание о себе, как о «малейших», «помощниках ваших» и т.д.

Говоря о степени зависимости других участников братского движения от ставропигионов, необходимо подчеркнуть роль прецедента, существовавшей в юридической практике того времени. Самим фактом упоминания о возникшем ранее львовском или виленском союзе, тем более, при отсылке на их уставы, как на образец для подражания, братства признавали и их главенство, хотя и без указаний на характер такого подчинения.

Другим признаком, характерным только для участников братского движения, является создание типографий и школ. Если содержание типографии могли позволить себе только очень богатые союзы (в XVI в. Львов и Вильно), проблема должного образования для детей беспокоила и братчиков небольших городов: Перемышля, Бреста, Могилева, Рогатина, Городка, Галича, Комарно, Минска, Люблина и Бельска. Во Львове даже разгорелся скандал, поводом к которому послужила программа обучения в братской школе, не устраивавшая жителей львовских предместий [9], которые, хотя и не принимали участие в движении до 1596 г., видимо, разделяли общую систему ценностей.

Еще одним параметром, по которому можно определить участие объединений мирян в братском движении являются совместные акции. Братства львовской епархии – рогатинское, гологорское, галичское, львовские Благовещенское, Богоявленское и, возможно, Вознесенское – поддержали ставропигион в борьбе за очищение православной обрядности. Так они отказались освящать хлеба и другие приношения на Пасху, утверждая, что «от них же чародеиство в нас умножается»[10], и епископу Гедеону Балабану стоило больших трудов восстановить контроль над ситуацией. Рогатинцы и галичане, при поддержке львовского Успенского и виленского Троицкого братств выступили против почитания икон «Ветхий денми», причем не убрали принадлежавшие им спорные изображения, а возбудили открытую полемику с привлечением киевского митрополита Михаила Рагозы, константинопольского Мелетия Пигаса[11].

С появлением слухов о готовящейся унии виленские объединения мирян, в том числе, цеха, также какое-то время действовали сплоченно, и только умелая политика митрополита привела к расколу этой коалиции. Следует подчеркнуть, что ни одно из созданных до 1596 г. объединений мирян не поддержало унию.

После заключения Брестской унии братства предпринимали совместные акции по защите православной веры. Так уже на первых страницах сохранившейся расходной книги Успенского братства (с 1599 г.) встречаются сведения о подписании соглашений о взаимопо­мощи и совместных действиях и денежных складчинах, которые устраивали представители львовских братств - Никольского, Федоровского, Богоявленского, Благовещенского, Воскресенского, Вознесенского, Преображенского, Покровского, Крестовоздвиженского, святой великомученицы Параскевы и ставропигиона – для посылки объединенной делегации к королевскому двору ^[12] и т.д. Формой проявления единства выступали и денежные пожертвования: львовскому ставропигиону виленским [13] и новоконстантиновским [14] союзами, виленскому братству – бурмистрским, купеческим, кушнерским и росским объединениями [15].

Взаимная поддержка участников братского движения выражалась в обмене школьными учителями (львовское, рогатинское, виленское, перемышльское, брестское объединения) и духовными лицами. Успенское братство в свое время приняло выходцев из Перемышля, соседних Глинян и Буска, в нем служили священники и диаконы других львовских союзов. Так буский священник Игнатий проповедовал во Львове, затем переехал в Вильно, а позднее вернулся во Львов, в Благовещенское братство; львовский Благовещенский священник Симеон был изгнан епископом Гедеоном из города и перешел в Галич, опять вынужден был уехать, и ставропигион переправил его в Вильно, и т.д. Следует отметить, что большая часть проповедников и учителей подвергалась во Львове гонениям со стороны епископа, и их переезд в другой город был вынужденной мерой.

Участие в поместных соборах киевской митрополии стало одной из важнейших форм проявления солидарности участниками братского движения. В деяниях Брестского собора 1590 г. можно найти решение о том, чтобы "львовское братство Успения Богородицы и братство рогатинское распоряжались согласно патриаршим грамотам, причем желаем, чтобы и в других местах везде были таковые отдельные братства" ^[16]; жалобы Гедеона Балабана на непослушание гологорского братства не были приняты во внимание на соборе 1591 г. ^[17]. И хотя этот же собор 27 января подтвердил, что митрополичьими являются только два братства и все нововведения должны быть под контролем местных епископов ^[18], это не снимало возникших противоречий.

Из года в год количество представителей братств на поместных синодах растет, и апогеем стал собор 1594 г., на котором присутствовали представители не только львовского Успенского и виленского, но и брестского, красноставского, гольшанского, городецкого, галичского, бельского и "многих других" братств [19],  Сплоченные выступления участников братского движения фактически поставили под угрозу сам принцип суверенитета власти епископата. Братства стали представлять собой самостоятельную силу и претендовать на перегруппировку власти в системе управления киевской митрополии.

Поддержание контактов со ставропигионом давало небольшим объединениям не только надежное обоснование основ собственной деятельности, но гарантировало определенные выгоды и в дальнейшем. Более богатые и влиятельные братства могли помочь с литературой, подобрать кандидатуру учителя и проповедника, поддержать своим авторитетом, особенно в случае конфликта с местным епископом, предоставить убежище неугодному священнику. Заложенный принцип иерархии церковных братств приводил к тому, что при всех конфликтах епископы, в конечном счете, должны были иметь дело со ставропигионом, то есть любое братство могло рассчитывать на рассмотрение своего дела на митрополичьем суде, соборе или у патриарха. С другой стороны, постоянные контакты были выгодны и крупным объединениям – это повышало их престиж и иногда гарантировало сбор сумм в складчину.

Совместные действия братств беспокоили епископат. Будучи не в состоянии избавиться от львовского Успенского союза, Гедеон Балабан пытался бороться против мелких братств львовской и перемышльской епархии. Репрессиям подверглись священники львовской Богоявленской ^[20] и Благовещенской ^[21], гологорской Георгиевской ^[22] церкви, старшие братчики и духовенство рогатинского ^[23] и галичского братств, братчики львовского Вознесенского объединения ^[24]. Миряне по его приказу подвергались оскорблениям и избиениям, отлучению от церкви, духовные лица – еще и заточению в тюрьму, выставлению в кандалах на публичное обозрение, лишению места.

Рассматривая взаимоотношения между самими объединениями мирян, следует признать их преимущественно мирный характер. Причины для конфликтов могли быть только две. Во-первых, это была борьба между союзами за первенство в масштабе города: церковные братства, как союзы созданные или получившие особое признание недавно, нарушали интересы старых привилегированных объединений (Львов и Вильно). Во-вторых, борьбу между мирянами и расколы внутри братств провоцировали архиереи, рассчитывавшие усилить собственные позиции (Рогатин, Галич). Участники братского движения вполне сознавали опасность создания архиереем параллельных противодействующих братских структур, неслучайно большинство уставов 1589-1594 гг. содержат формулу, которая запрещала местным епископом создание в городе другого братства «к унижению сему святому братству» ^[25]. В дальнейшем, подписание Брестской унии сделало неизбежным консолидацию всех антиуниатских элементов, и львовское и виленское братства действительно стали организационными центрами, объединяющими все городские (и не только) союзы мирян в деле защиты православной веры.

Таким образом, под термином «братское движение» понимаются все братства, чьи организационные принципы были близки, и которые, в большей или меньшей степени, координировали свою деятельность со львовским Успенским и виленским Троицким братствами. Солидарность участников проявлялась в разной степени, и далеко не все братства, уже существовавшие и созданные в этот период, вошли в движение. Признаками, указывающими на участие в братском движении можно считать:

1. Признание старшинства львовского Успенского братства.

2. Регулярные контакты между братствами, включавшие обмен посланиями, литературой, передачу денежных сумм, переход учителей и проповедников.

3. Совместные акции – выступления против действий отдельных архиереев, обращения к светским властям Речи Посполитой, участие в соборах киевской митрополии.

4. Близость идейных и организационных принципов, в особенности, интерес к религиозному просвещению и основание школы.