Шустова Ю.Э. Посольские книги как источник по истории введения греко-католической унии на украинских землях в составе Речи Посполитой в 70–90-х годах XVII века

 // Источниковедение: поиски и находки: Сб. науч. трудов. Вып.1. Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 2000. С.110-120.  

Комплекс документов Посольского приказа является многоплановым источником по истории дипломатических взаимоотношений России с разными странами, но и содержащий уникальный фактический материал, касающийся внутренней истории многих государств и народов, входивших в состав той или иной страны; свидетельства очевидцев о многих событиях. В последние годы значительно возрос интерес исследователей к этим источникам, однако источниковедческое исследование посольских книг только начинается.[1] Важным источником по истории Украины являются материалы, отложившиеся в фонде "Сношения России с Польшей". Датский историк К. Рассмуссен давал высокую оценку уровня информированности Посольского приказа о странах Западной Европы на основании изучения посольских книг по связям России с Польшей.[2] В посольских книгах содержатся многочисленные свидетельства русско-украинских политических, экономических, религиозных и культурных связях во второй половине XVII - начале XVIII вв. Впервые на значимость дипломатических документов посольского приказа как источников по истории Украины обратил внимание Н.П. Ковальский.[3]

Посольские книги и Статейные списки русских резидентов в Польше содержат сведения о связях украинского населения с постоянными дипломатическими представителями (резидентами), аккредитованными при правительстве Речи Посполитой. Хронологические рамки этих источников ограничены второй половиной XVII - началом XVIII вв.[4] Особый интерес представляют сведения о положении православного украинского населения и описания обстоятельств введения унии на Правобережной Украине, информация о религиозной борьбе православной церкви с католической и греко-католической в период, закончившийся ликвидацией в 1700 г. последней на территории Правобережной Украины православной Львовской епархии и принятием в 1708 г. унии Львовским Ставропигийским братством.

Последствия казацкой войны середины XVII в. вызвали сильное обострение религиозных противоречий в Речи Посполитой. После завершения русско-польских военных кампаний 1654 и 1655 гг. Россия стремилась закрепить территориально-политические успехи в войне с Польшей. Среди требований, которые предъявляли русские послы польским представителям на переговорах в Вильно в 1656 г., были ликвидация церковной брестской унии 1596 г., прекращение угнетения православного населения, проживающего в Речи Посполитой, наделение украинской шляхты и городского населения равными политическими правами с польским населением.[5] Русское правительство обращалось во время русско-польских переговоров в 1657 и 1658 гг. с требованиями предоставления свободы вероисповедания и сохранения всех “вольностей” православных, живущих в Речи Посполитой.[6] Эти положения были закреплены Андрусовским договором 1667 г., по которому Польша обязывалась не притеснять православную “греко-русскую” религию. Имеются сведения, что русское посольство во время подготовки и составления Андрусовского договора пользовалось информацией о положении православного населения в Речи Посполитой, предоставленной членами Львовского Ставропигийского братства - общественной религиозно-культурной организации украинских горожан, организованной в 1586 г.). Консультантом и информатором русских дипломатов был Юрий Папара, член Львовского братства с 1656 г., возглавлявший его в 1690-1699 гг.[7] В беседе с русским резидентом в Польше Борисом Михайловым 16 июня 1692 г. он сообщил о своих длительных связях с русским дипломатическим представительством, подчеркивал, что “при державе блаженныя ж памяти великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержца з боярином Артемоном Сергеевичем Матвеевым о всяких тайнах имел обсылки многие годы, и будто ево службою на уложенной срок Андрусовских договорех город Киев царского величества в стороне одержан, а полякам не отдан. И о том де ево радении ведомо на Москве в Посольском приказе”.[8] Однако  Польша не выполняла взятые на себя обязательства по отношению к православному населению, а напротив, предприняла решительные меры, направленные на ликвидацию православной церкви на Правобережной Украине.

Согласно Андрусовскому договору, в 1673 г. состоялся обмен постоянными посольствами между Россией и Польшей. В Россию был послан на резиденцию польский посол Михаил Свидерский, а в Польшу - русский дипломат Василий Тяпкин (1673-1677). Василий Тяпкин постоянно получал сведения, в которых была заинтересована Россия, из Галиции,  в том числе относительно продвижения турецких войск.[9] В 1675 г. (июль-декабрь) русский резидент жил во Львове, где он постоянно поддерживал отношения с членами Львовского братства,[10] в память об их встречах братство подарило Василию Тяпкину книги, изданные в братской типографии - Трефологион и Полуустав.[11] Член Львовского братства Кириак Исарович во время сейма и после сейма в Варшаве резиденту Василию Тяпкину “многие сеймовые письма приносил и изо Львова вести к нему присылал и по письму его, резидентову, и Посольского приказу переводчика Семена Лаврецкого он, Кирьяк книгу Павла Потоцкого (“Moschovia sive brevis narratio de moribus magnae Russorum monarchiae”. Dantisci, 1670.[12]) с великим трудом и большим накладом купил и к Москве вывез. Да он же... Василию Тяпкину деньги взаймы давал и всякое вспоможенье чинил”.[13] В 1674-1675 гг. Исарович был в Москве, где сообщал Посольскому приказу “про турецкие и украинские ведомости и о польских войсках”. Он выкупил из турецкого плена несколько русских “знатных людей”, в том числе “князя Щербатова со товарищи”.[14]

Почти одновременно с подписанием Андрусовского соглашения на Сейме 1667 г. было принято постановление, направленное в пользу унии. По этому сеймовому постановлению, униатское духовенство получало существенные льготы: освобождалось от постоя и других военных повинностей.[15] В 1671-1672 гг. Россия заявляет о “защите греческой веры” во всех существующих в Польше православных епархиях.[16] Ряд постановлений, ущемлявших права православного населения Речи Посполитой, было принято на Сейме 1676 г. Православным всех сословий, под опасением смертной казни и конфискации имущества (sub poena colli et confiscationis bonorum), запрещалось выезжать за границу Польского государства. Целью этого постановления было максимально ограничить поддержку православного населения Польши соседними православными государствами, особенно России, но в первую очередь подорвать православную иерархию. Особо оговаривалось положение православных братств. Ставропигийским братствам категорически запрещались сношения с патриархами, братства должны были подчиняться местным епископам, а в случае нежелания исполнить это требование, должны были предоставлять спорные религиозные вопросы на обсуждение гражданских судов. Сейм мотивировал это постановление тем, будто православные “под предлогом дел, касающихся религиозных интересов греко-русской церкви. выезжают за границу к Константинопольскому патриарху и там они извещают врагов (турок) о состоянии дел в Речи Посполитой,... ибо патриарх живет под властью врага креста Господня”.[17] Этот закон был подтвержден на сеймах 1678 и 1699 гг.[18] Но на местах постановления Сейма не спешили выполнять. Хотя сношения Львовского братства с патриархами были ограничены, однако право ставропигии братство не допустило ликвидировать, добившись подтверждения этого права у короля. В беседе с русским резидентом Юрий Папара сообщает, что в период между Андрусовским договором 1667 г. и заключением договора о “Вечном мире” в 1686 г., “в те де годы им всем, в православии будучим, была спокойность великая и принуждения ко унии ни от кого не было. И во всем руских людей поляки почитали и ничем обидить не смели, опасаясь царского величества на себя гневу. А как де учинен Вечной мир, и на Москве езувитом веру свою разпространять позволено, то де от того часу уж их ни во что обернули и возстало на церкви Божии гонение великое и больши 700 церквей во унию обратили. А ныне де и последнюю Львовскую епископию нудят во унию ж. А хвалятца поляки, что их веру и на Москве бутто лутче любят, нежели свою рускую, и во всяких поступках ни в чем их не слушают и за скота почитают”.[19] Законодательно такая политика была подготовлена в 70-х годах XVII в., а активные действия по ликвидации православной церкви стали проводиться в конце 80-90-х годах XVII в.

В 1679 г. в Польшу для ведения переговоров были отправлены послы Иван Бутурлин и Иван Чаадаев, которые выдвигали требование принятия сеймом решения, которое явилось бы гарантией, чтобы "церквам и жителям в Польше и Литве греко-российской веры никакого угнетения, разорения и принуждения ни к римскому закону, ниже к унии чинимо не было".[20]

В 1686 г. между Польшей и Россией был подписан договор о “Вечном мире”.[21] Согласно 9-й статье этого договора правительство Речи Посполитой обязывалось прекратить национально-религиозное угнетение православного населения, проживающего в Польше: ”...его королевское величество церквам Божиим и епископиям Луцкой и Галицкой, Премышльской. Львовской, Белороссийской и при них монанастырям, архимандриям Виленской, Минской, Полоцкой, Оршанской, иным игуменствам, братствам, в которых обреталося и ныне обретается употребление благочестивой грекороссийской веры и всем тамо живущим людям... никакого утеснения и к вере римской и к унии принуждения не велит и быти то не имеет, но по давным правам во всяких свободах и вольностях церковным будет блюсти”.[22] Эта статья стала одной из важных в русско-польских отношениях.

Сразу же после подписания договора о “Вечном мире” между Россией и Польшей, русское правительство предприняло мероприятия для обеспечения выполнения условий этого договора. В наказе полномочным послам от 24 июня 1686 г. снаряжаемому “к польскому двору” русскому посольству Бориса Петровича Шереметева и Ивана Чаадаева “с товарищи” говорилось, что послы должны были следить, чтобы “никакое в вере не имеет быть творено безправие и ко иной вере принуждение, наипаче будет имети всякую вольность той веры держась”. Русские дипломаты должны были способствовать ратификации 9-й статьи “Вечного мира” на Вальном сейме и “в сеймовую конституцию напечатать”. Полномочные послы должны были при посещении городов, православных епархий, архимандрий, монастырей, церквей “и всяким благочестивым” объявлять и предоставлять письменный список 9-й статьи “о вольности в православной службе греческого закона” русско-польского договора[23]. Уже во время первого своего пребывания во Львове в сентябре 1686 г. русские резиденты объявили о 9-й статье Львовскому епископу Иосифу Шумлянскому и священнослужителям нескольких православных церквей в городе и на предместьях.[24]

Выполняя предписания наказа полномочным послам в Польшу, впервые вопрос о ратификации 9-й статьи русско-польского договора о “Вечном мире” русское посольство Б.П. Шереметева поставило перед польскими сенаторами в декабре 1686 г. Однако этот вопрос не был вынесен на рассмотрение Сейма.[25] Правительство России в 80-90-х годах XVII и в начале XVIII вв. неоднократно через своих дипломатических представителей требовало неуклонного выполнения Речью Посполитой взятых на себя обязательств по 9-й статье договора о “Вечном мире”: “...чтоб в Его Королевского величества стороне по договором было исполнено и гонения б и утеснения в вере грекороссийской никто никакова не было, и чинить бы того никто не дерзал”.[26] В связи с этим был послан ряд дипломатических нот правительству Речи Посполитой и грамот русским послам в Польше - добиваться подтверждения на Сейме 9-й статьи “Вечного мира” (от 31 августа 1686; 24 января 1689; 8 мая и 8 июля 1690; 16 сентября, 27 октября, 17 декабря, 30 декабря 1692; сентября 1693; 11 апреля 1697; 29 февраля 1700 гг.).[27] В грамоте от 16 сентября 1692 гы. русское правительство требовало, чтобы польский король Ян III Собеский “велел заказать крепкими своими королевскими указы” прекратить наступление униатов и католиков на Украину и Белоруссию и чтобы не было “нарушения и противности” договора о “Вечном мире”.[28] Однако русским резидентам приходилось постоянно сообщать своему правительству о том, что польское правительство, католическая церковь постоянно “принуждает их, благочестивых людей, насильно в унию, не смотря на договоры Вечного миру, как о том в тех договорех положено”, не только не соблюдая договоренности о веротерпимости по отношению к православному населению, но и чиня “им утеснение и страхи и погроми непристанные и понуждают к унее сильно”.[29] Значительное участие в мероприятиях, направленных на выполнение Польшей условий 9-й статьи “Вечного мира” принимали русские дипломатические представители (резиденты), аккредитованные в Польше П.В. Возницын (1688-1689), И.М. Волков (1689-1692), Б.М. Михайлов (1691-1696), А.В. Никитин (1696-1700), Л. Судейкин (1700-1702). Сейм подтвердил 9-ю статью только спустя 22 года после подписания договора о “Вечном мире” - в 1710 г., когда в Речи Посполитой осталась только одна православная епархия (Мстиславо-Могилевская), а на территории Правобережной Украины всего несколько православных монастырей.[30]

Период двух десятилетий после заключения “Вечного мира” между Польшей и Россией является одним из самых драматичных в истории православной церкви и в то же время до сих пор остается практически малоизученным. Это объясняется не только цензурными ограничениями, мешавшими объективно изучать события, приведшие к практической ликвидации православной церкви на территории Речи Посполитой на рубеже XVII-XVIII вв., но в первую очередь из-за отсутствия источниковой базы, позволяющей всесторонне изучать эти проблемы. Введение в научный оборот сведений, почерпнутых из статейных списков русских резидентов в Польше, позволяет реконструировать не только многочисленные факты, которые дают представления о механизмах введения унии в Речи Посполитой, но и позволяющие взглянуть на события глазами современников, очевидцев и участников часто трагических событий, узнать их оценку происходящего.

При работе с посольскими книгами нужно учитывать особенности делопроизводства, принятые в Посольском приказе в конце XVII в. Каждое посольство вело постоянную переписку с Посольским приказом. По принятым нормам ведения дел, каждая из сторон должна была в отчетностях приводить полный текст получаемого послания и только после этого помещать новое сообщение. Такая форма двойного делопроизводства с одной стороны позволяет современному исследователю по материалам каждой посольской книги практически полностью реконструировать диалог резидентов с Посольским приказом, пути решения тех или иных задач, которые ставились перед аккредитованными в Польше послами. Однако при использовании этих источников нужно учитывать, что частое копирование одного и того же документа нередко приводило к искажениям первоначального текста, вплоть до преднамеренных его сокращений.

Условно все посольские книги можно разделить на две группы:

1.   Посольские книги, составлявшиеся непосредственно в Посольском приказе в Москве:

a)   “Наказы отправляемым в Польшу полномочным послам” или “Отправления на резиденцию”;

b)   “Списки с государевых грамот”.

2.   Документы, созданые собственно резидентами:

a)   “Статейные списки полномочных российских послов” или “Статейный список бывшего в Польше на резиденции посланника”;

b)   “Подлинные вестовые письма” или “Подлинныя записки... бывшаго в Польше резидента”.

Практически все эти материалы являются копиями или “списками” с подлинных грамот и писем, отправляемых Посольским приказом и получаемых им от посланников[31]. Статейные списки резидентов представляют собой форму отчетности резидента о своей дипломатической работе в Польше и велись от его лица: сообщения о приеме посольства как в столице Польши, так и во всех городах и местах, куда приходилось выезжать посольству; отчеты  об официальных переговорах визитах русских посланников и сообщение сведений, которые удавалось получить неформальным путем, в частных беседах с теми или иными должностными лицами, простыми гражданами, резидентами других стран и т.д. Иногда в Посольском приказе делали список статейного списка резидента. Например, сохранились “Статейный список полномочных росийских послов боярина Бориса Шереметева, околничего Ивана Чаадаева...”[32] и “Список статейного списка полномочных послов боярина Бориса Шереметева...”.[33] Но в Посольский приказ резидент отправлял сообщения дипломатической почтой, так называемые вестовые письма и отписки. Иногда они составляли целый том, например “Подлинные вестовые письма П. Возницына”, “Подлинныя записки в цифрах с переводами бывшаго в Польше резидента стольника Бориса Михайлова о поведении его в Польше, и о сношениях и разговорах его с польскими и иностранными министрами присыланныя в Посольский приказ”, “Записки А. Никитина”.[34] Вся секретная информация посылалась в зашифрованном виде, “в цифрах”. Цифирным могло быть послание полностью или зашифрованы только часть послания, отдельные фразы или слова. В Посольском приказе все цифирные тексты расшифровывались и приплетались к “подлинным вестовым письмам резидента”. Все эти особенности ведения дел в Посольском приказе существенно отразились на документах, отложившихся в архиве приказа.

Статейные списки были основными отчетными документами посольств русских дипломатов на протяжении всей истории Посольского приказа. Свое название они получили по форме занесения записей в эти документы: отчет о посольстве излагался по статьям и пунктам “наказа” (инструкции), в которой обстоятельно и подробно ставились задачи перед посольством, поручения послам, их обязанности и нормы поведения в стране, где предстояло выполнять посольскую миссию. Такая форма дипломатических отчетов просуществовала до первой четверти XVIII в., то есть до того времени, когда была введена система постоянных дипломатических представительств России за рубежом. Регулярно поступавшие по дипломатической почте сведения от резидентов, постоянно пребывающих в другой стране, сделали ненужными такую форму отчетности как статейные списки.[35] На примере сохранившегося корпуса Посольских книг и статейных списков русских резидентов в Польше можно проследить механизмы вытеснения одних видов дипломатических документов другими, когда первостепенное значение имели не статейные списки русских резидентов, а вестовые письма - документы получаемые Посольским приказом оперативно, позволяющие быстро и своевременно реагировать на те или иные сообщения послов. Однако Статейные списки русских резидентов в Польше в конце XVII в. приобретают новые отличительные черты, по сравнению с аналогичными документами предыдущих посольств. Статейные списки становятся не столько отчетными документами о деятельности посольства в соответствии с полученным наказом, сколько своеобразными дневниковыми записями, фиксирующими практически все события и факты, которые становились известными русским резидентам из самых разных источников. Статейные списки содержат информацию о всех разговорах как официального, так и неофициального характера, которые касаются русско-польских отношений. Не все сведения, занесенные в статейный список, посылались вестовыми письмами в Посольский приказ. Такая фактографичность статейных списков русских резидентов в Польше привела к тому, что они отличаются от основного комплекса более ранних статейных списков посольств значительными объемами, не случайно именно среди этих статейных списков содержится самая большая по объему из всех сохранившихся посольских книг - “Статейный список бывшаго в Польше на резиденции посланники стольника Ивана Волкова” за 1689-1691 гг., написанная на 2040 листах.[36]

Богатая информационная насыщенность статейных списков определялась исторически выработанными функциями, которые призваны были выполнять такого рода документы, прежде всего сообщать всю сумму фактов, которые могут представлять интерес для России. Характерным для источников этого вида является воспроизведение речей очевидцев событий, информировавших резидента о тех или иных событиях. Статейные списки содержат две основные формы воспроизведения фактического материала, полученного от информаторов: речи или сказки тех или иных лиц и беседы (диалог) резидента с информатором. В первом случае сведения передавались исключительно как “голые факты” с сообщением источника информации (“королевской ксенз, которой устрояет всякие потехи, сказывал...”, “Февраля в 7 день приходил к посланнику из воли деревенской Вознесенского монастыря игумен Макарий Василевич для милостыни и сказывал...”[37]), во втором - была обязательна оценка сообщаемой информации резидентом и сообщение о том, какими именно “расспросными речами” резиденту удалось получить ту или иную интересующую его информацию. (“...по тому, Шумлянского вышеписанному прошению, в пустыне Иоанна Богослова посланник был и с ним видился и говорил сперва он, Шумлянской, втаие на одине... И посланник ему говорил... И посланник Шумлянскому говорил, что он от него слышит дела дивные и чего по особое ево и по чину от него не начаял, а в такие он тяжкие грехи своевольно впал. И спрашивал, какими способы может исправитца и ту свою вину покрыть”, ““...а посланник ему (Юрию Папаре) говорил, что то все быть нестаточное дело. И говорил он не доведався подлинно и он сказал, что совершенно ведает, что на то чрез езувитов поляки папу и цесаря и француза привели. И будут о том промыслы чинить всякими способы, оставя все дела.”.[38]

Несмотря на двойную систему делопроизводства, для получения максимально точной информации о тех или иных событиях необходимо использовать посольские книги комплексно. Как правило, материалы о деятельности каждого русского посольства в Польше в конце XVII в. составляют три или четыре тома посольских книг. При обращении к тому или иному материалу необходимо учитывать первичность списка: где, кем и при каких обстоятельствах был сделан список с того или иного документа. Например, в статейном списке резидент мог привести только ту часть государевой грамоты или наказа посольству, которая только касается вопроса, по которому он составляет данную отписку. Иногда в книге, которая велась в Посольском приказе содержатся сведения, которые отсутствуют в статейном списке резидента в Польше и наоборот. Например, книги, составленные в Посольском приказе часто содержат копии документов, которые в силу каких-либо обстоятельств стали известны резиденту и о которых он считал целесообразным информировать Посольский приказ. Например, в книге “Отправление на резиденцию в Польшу стольника Бориса Михайлова. Списки с посыланных к нему государственных указов и получаемых от него отписок с приложениями ведомостей о польских поведениях” есть текст (“список с листа”) послания Львовского епископа Иосифа Шумлянского Московскому патриарху Адриану с просьбой о защите прав православного населения Львовской и Луцкой епархий. Это послание было прислано в Посольский приказ вместе с дипломатической почтой резидента Бориса Михайлова, после чего было передано патриарху думным дьяком Е.И. Украинцовым.[39]

Но особый интерес представляют списки с вестовых писем резидента. Информация, переданная цифирной азбукой, позволяет более полно представить степень значимости передаваемого сообщения или обстоятельств, при которых посланник получил ту или иную информацию. Например, резидент Борис Михайлов, сообщая о гонениях на православных и вероломном закрытии православной церкви в местечке Комарно зашифровывает указание на источник полученной информации: “приходили тайным обычаем ко Львовскому братству и к старцам, которые во Львове при Соборной церкви живут” священник Иоанн Ревенец.[40] По сеймовому постановлению 1676, запрещавшему сношения с иностранцами, ведение переговоров членов Львовского братства с русским дипломатическим представителем могло повлечь значительные неприятности у братства. Поэтому братчики сообщали им о противозаконных действиях по отношению к православной церкви со стороны польских властей и греко-католического духовенства “втай”, опасаясь преследований. Именно поэтому резидент в своих сообщениях или вообще не указывал на источник полученной информации или в вестовых письмах зашифровывал эти сведения, а в своем статейном списке указаний на то, что какая-то часть послания была передана цифирью, не значилось. Текст отписки резидента Бориса Михайлова о его разговоре с членом братства Юрием Папарой передан практически полностью цифирной азбукой. Зашифровано было не только имя собеседника резидента, но и практически все содержание их разговора, в котором Папара затрагивал политические вопросы, в том числе русско-польских отношений. Полностью в зашифрованном виде сообщения частных лиц, как правило, не передавались. Сам факт отправления цифирного письма с сообщениями о беседе с членом Львовского братства говорит о большом доверии и уважении резидента к этому человеку (“благочестивые веры шляхтич стар гораздо и зело муж честен”), который просил посланника их разговор “иметь тайно и никому не объявлять”. Интересна также помета, сделанная в Посольском приказе, которая сообщает, что Папара инок.[41] Это говорит о том, что в России такие организации как братства не были известны, поэтому статус члена братства чаще всего воспринимался как статус монаха, инока. Интересно, что в статейном списке Бориса Михайлова при передаче сведений о беседе с Юрием Папарой не передано отношение резидента к сказанному Папарой, которое он добавляет в к своему вестовому письму,[42] а в книге, которая велась в Посольском приказе помещено только краткое содержание этой беседы.[43] Информацию, которую сообщал член Львовского братства, которая могла серьезно повредить его репутации, что понимал и резидент, видевший всю сложность положения православного населения в Польше, в Посольском приказе рассматривали всего лишь как один из многих фактов, не придавая особого значения сообщениям некоего львовского “инока”.

Информацию для русского правительства резиденты собирали из разных источников, в том числе поддерживали тесные контакты с православным украинским населением, представителями братств. В статейных списках русских резидентов в Польше можно обнаружить многочисленные сведения о связях послов с православными украинскими горожанами. Русские дипломатические представители, аккредитованные в Польше, неоднократно бывали во Львове и наладили тесные связи со Львовским братством. Некоторые члены братства (Кириак Исарович, Петр Афендик, Стефан Красовский и др.) выступали в качестве переводчиков, информаторов и консультантов русских резидентов.[44] Сведения о связях членов Львовского братства с русскими резидентами сохранились в архиве братства. В приходно-расходных книгах братства встречаются записи о подарках русским резидентам, например, в 1688 г. П.Б. Возницыну подарили книги, изданные в типографии братства,[45] в 1700 г. А.В. Никитину подарили Апостол, Октоих, Служебник и Полуустав.[46] Наиболее тесно был связан со Львовским братством Б.М. Михайлов, он часто покупал в кредит книги братской типографии (в 1692 г. он купил у братства книг на сумму 500 злотых, при ценах на самые дорогие издания 25 злотых, на обычные 10-15 злотых, а на школьные - 1-2 злотых, согласно таксе на книги, установленной в 1671 г.[47] Михайлов даже брал взаймы у братства деньги (в 1693 г. он одолжил 1400 злотых).[48] Во время своих приездов во Львов Борис Михайлов постоянно посещал братскую Успенскую церковь, а священник Успенской церкви Самуил Красовский был личным исповедником русского резидента.[49] Михайлов поддерживал с ним постоянные отношения и в то время, когда не был во Львове, ведя с Красовским постоянную переписку. В своих письмах к резиденту отец Самуил часто прикладывал “цидулку” с политической информацией.[50] В близких отношениях с Борисом Михайловым был старший братчик Перт Афендик “началнейший русин львовский житель”. В статейном списке Михайлов отмечал, что он “был посланнику склонен” и осведомлял резидента о деятельности Львовского епископа Иосифа Шумлянского,[51] который “втаи уният де, конечно, а явно не присягает затем, что братство крепко стоит”. В донесении от 2 марта 1692 г. в Посольский приказ посол с сожалением сообщает, что Петр Афендик “марта в 1 день умре”.[52] В знак своей признательности Борис Михайлов подарил братству дорогую и роскошную фелонь.[53] Братство приглашало резидента посетить их школу и театрализованное представление, которое давали ученики братской школы. Связи братства с русским посланником вызывали недовольство в городе. После посещения Михайловым в 1694 г. братской школы было организовано нападение учеников католической школы, подготовленное префектом школы, на учеников братской школы. Братство обратилось с жалобой по этому поводу к в королевский суд и декретом короля Яна III от 24 апреля 1694 г. Магистрату Львова было предписано наказать соответствующим образом префекта польской школы за нападение его учеников на братскую школу.[54]

Сведения о насильственном введении унии на Украине, сообщаемые в Посольский приказ русскими резидентами в Польше, дают возможность реконструировать многие трагические страницы в истории украинского народа в конце XVII в. Характерно, что после подписания договора о “Вечном мире” и Польша и Россия рассматривали положение православного населения, проживавшего в Речи Посполитой как один из важнейших политических вопросов, затрагивавших основные сферы интересов двух государств. Видимо, именно это и стало причиной столь жестоких и довольно быстрых мер со стороны Польши, направленных на искоренение православия на ее территории. Для России проявление заботы о православном населении, проживавшем в Речи Посполитой, было одним из способов оказывать влияние на внутреннюю политику Польши. Польша, взявшая на себя обязательства по соблюдению веротерпимости к православным, на деле предпринимала решительные действия, направленные на введение унии на всей своей территории. Все попытки России повлиять на политику Польши по отношению к православному населению были напрасными. Интересно, что после перехода в унию последней украинской православной епархии в Посольском приказе была составлена специальная книга, в которой были собраны основные донесения русских резидентов о положении православного населения после подписания договора о “Вечном мире”: “Выписка о живущих в Польше и Литве грекороссийского исповедания людех каким они образом по заключении 1686 года между Россиею и Польшею вечнаго мира ко унии обращаемы были, и какия о том российские послы польскому двору представления чинили с 1686 по 1701 год”.[55] Это своеобразный итог деятельности русской дипломатической службы по этому вопросу за 15 лет. Особая ценность Посольских книг состоит в том, что они содержат наиболее полную информацию, полученную от непосредственных свидетелей и участников многих событий, сыгравших значительную и часто драматическую роль в истории украинского народа и до сих пор малоизученных.